ЦИПР 2021: Песочницы — это открытый эксперимент, любая компания может к нему присоединиться

Начал дискуссию Владислав Федулов, замминистра экономического развития: 

«Прошлым летом мы приняли базовый закон о цифровых песочницах, в этом году внесли точечные изменения в ряд федеральных законов, открывая на определенный период на определенной территории возможность провести эксперимент, в который сходу могут быть вовлечены как юридические, так и физические лица.

В первую очередь пошли телеком-компании с большим опытом, уже готовые к внедрению готовых решений. Один из проектов — это беспилотное такси «Яндекса». Сейчас по закону водитель обязан сидеть за рулем, но мы хотим, чтобы он мог сидеть рядом или сзади. Идеально, если его вообще не будет в автомобиле. Еще один тип проектов связан с большими данными. Это грузовые перевозки беспилотным транспортом и телемедицина.

Не секрет, что любая законодательная инициатива у нас разрабатывается от года до полутора лет. Это при условии, что все, кто участвует в разработке, согласны друг с другом. Иной раз разработка и принятие могут продолжаться до 2-3 лет. А мир за окном меняется гораздо быстрее. Поэтому мы, запуская песочницы, попытались перевести некоторые правила с законодательного уровня на уровень принятия решений правительством. Срок запуска таких инноваций сократился до 80 дней.

Недавно состоялось заседание Совета Федерации, законопроект одобрили, в ближайшее время он попадет в администрацию президента. Президент имеет право наложить вето. Но мы надеемся, что он подпишет законопроект, и запуск состоится уже осенью, максимум зимой.

Нам будет чуть легче от того, что мы вовлекли в процесс Совет Федерации, потому что сенаторы будут заранее знать об инновациях, которые предлагаются к внедрению. Если эксперимент завершится успешно, нас поддержат принятием изменений общего законодательства. 

Нам также очень помогает АНО «Цифровая экономика», которая проводит как технический аудит, так и документальную подготовку по внедрению цифровых песочниц.

Сейчас у нас шесть экспериментальных правовых режимов и точечных изменений в закон, и начинают поступать новые инициативы. Тут у нас два условия. Первое — это делается без инвестиций и государственных решений. То есть мы предоставляем условия и площадки — экспериментируйте. Второе — это делается при наличии уже готового решения.

Что меня смущает. Я уже сказал, что мы снизили срок разработки законопроекта до 80 дней. Но лично мне хотелось бы, чтобы этот срок сократился дней до 30. Но надо обкатать текущую модель, чтобы понять, где срок можно сжать. Чем быстрее мы сможем устанавливать экспериментальные правовые режимы и тестировать технологии, тем быстрее они станут готовы к внедрению. Но это уже следующий этап».  

Руслан Ибрагимов, вице-президент ПАО МТС по взаимодействию с органами государственной власти и связям с общественностью, попытался развеять страхи насчет «песочниц»:

«Мы вместе прошли серьезный путь от задумки до того дня, когда Совет Федерации одобрил первые законопроекты-спутники.

У меня смешанные чувства. С одной стороны, один из наших проектов попал в песочницу — это телемедицина. Мы изначально подводили свой кейс под этот законопроект. А три проекта не попали. Один из них мы сняли сами, а два выбыли на последнем этапе в Госдуме.

К каким выводам я пришел. Россия сейчас в числе передовиков по принятию цифровых песочниц. 20 стран уже внедрили или находятся в стадии внедрения этого инструмента, и мы среди них. Надеемся, что президент подпишет закон, и проекты пойдут. Лидеры среди передовиков — Великобритания, Сингапур, Австралия и Арабские Эмираты. По опыту других стран мы видим, что задачи, которые перед песочницами ставятся, в итоге достигаются. В результате таких песочниц могут создаваться новые рынки или же развиваться существующие рынки, причем существенно. Инвестиции в компании, которые находятся в режиме песочницы, вырастают больше чем на треть. Песочницы помогают внедрять новые сервисы для граждан, в том числе касающиеся защиты их цифровых прав. В целом песочницы — это безопасно и удобно для потребителя.

Когда мы только запускали этот проект, мы учитывали, что он несет в себе неопределенность. Чтобы решиться на изменение законодательства, нужно сначала попробовать это в песочнице —такой смысл вкладывался. 

Но мы видим, что насчет песочниц еще не сформировалось объективное мнение. Еще есть страхи. То, что задумывалось как эксперимент, многими воспринимается как постоянное регулирование.

Первый страх: песочница — это эксперимент над людьми и государством, который может иметь непредсказуемые последствия. Но песочница действует по заранее определенным правилам. Если мы отходим от этих правил — эксперимент прекращается. А в случае грубых нарушений наступает ответственность. Тем не менее, этот страх не способствовал принятию одного из наших кейсов — по дистанционному заключению договоров с применением биометрических технологий. Нам объяснили, что уже и так есть общее законодательство по дистанционному заключению сделок, но, правда, через государственные системы идентификации. Мол, пользуйтесь тем, что дано. Объяснение понятное, но оно не в духе законодательства об экспериментах, которое как раз направлено на то, чтобы делать какие-то изъятия, облегчать оказание услуг.

Страх второй: песочница может привести к недобросовестной конкуренции. Мол, те, кто попал в песочницу, получают конкурентные преимущества и потенциально могут нарушить права других участников рынка. При этом не уделяется внимание тому, что песочницы — это открытый эксперимент, и любая компания, если она отвечает требованиям, которые предъявляются к участнику песочницы, может присоединиться к этому эксперименту.

Страх третий: песочница создается в интересах бизнеса, а значит для общества не имеет никакой ценности. Нам это предъявляли. Страх, на наш взгляд фантомный, потому что в соответствии с законом, участие в песочнице возможно только при доказывании социально-экономического потенциала кейса.

На мой взгляд, вокруг песочниц не сложилось психологического понимания полезности. Они влекут за собой как выгоду для государства, так и для бизнеса, и для граждан.  В дальнейшем этот проект, я уверен, будет продолжаться. Но он нуждается в серьезной PR-поддержке, в разъяснительной работе не только для населения, но и для тех, кто причастен к принятию решений. Но это было ожидаемо.

Мы рады, что хоть один из наших кейсов вошел. Надеемся, он себя оправдает. Все новое у нас, действительно, с трудом приживается. Но сейчас на этот путь встал весь мир. Поэтому, если мы правильно усвоим уроки, дальше работа пойдет гораздо эффективнее».

Наталья Кондратюк, директор программ по развитию стратегических партнерств коммуникации дирекции по закупкам и капстроительству «Газпром Нефть», рассказала о двух кейсах, которые  разрабатываются в «Газпром Нефти»:

«Мы еще не до конца прошли этот путь, поэтому у нас более позитивный взгляд на получение нужного результата. Этот результат нужен не только для нас, как для большой компании, но и для всего сектора. 

Первый кейс — беспилотные воздушные средства. А именно: использование беспилотников для перевозки грузов весом 100-150кг. Представьте: автономное месторождение, находящееся в 100-1000 км от любого населенного пункта. Семь месяцев туда невозможно попасть никакими видами транспорта. В любой момент на месторождениях возникает потребность в материально-технических ресурсах, и тогда использование беспилотников, в отличие от вертолетов, помогает кардинально изменить и даже перестроить структуру бизнес-модели предприятия, которое работает на месторождениях. Простой беспилотник на 70% снижает время простоя на актировки по условиям недостаточной видимости.

Насчет денег: на 40% снижается стоимость доставки грузов. А самое главное, в два раза повышается скорость доставки и оперативного реагирования по закрытию требований на месторождениях.

Но мы столкнулись с интересными нормативными ограничениями: доказать, что беспилотник не является самолетом, в действующем законодательстве невозможно. Все требования, которые к нему предъявляет законодательство, определены требованиями к гражданской авиации.

Мы понимали, что нет правил перевозки и учета БВС, нет правил госучета воздушных средств и не предусмотрена возможность использования БВС в перевозках. Вот три ключевых вещи, которые нам мешали жить. И мы также понимали, что на изменение законодательства уйдут годы.

Мы обозначили пять шагов для того, чтобы полет стал легитимным:

— получение сертификата типа/летной годности;

— госрегистрация/ постановка на учет;

— получение документов экипажа;

— страхование;

— разрешение на ИВС.

И мы решили, что нам пора в песочницу. Сейчас мы формируем документы, где на два года предлагаем использовать БВС судами более 30 кг для доставки грузов на автономные нефтяные месторождения.

Здесь нам нужно решить два момента: ввести возможность направлять единый план полета на семь дней и ввести упрощенную процедуру выдачи временного сертификата летной годности участвующих в ЭПР беспилотных воздушных средств на основании оценки летной годности, проводимой в соответствии с программой, согласованной с Федеральным агентством воздушного транспорта или уполномоченным им органом. Тогда мы сможем в течение двух лет апробировать и довести до конца все, что мы начали в декабре.

Если говорить об экономическом эффекте, то здесь выгода не только для нас, беспилотники ведь используются для аэросъемки, геодезии и других направлений. Результаты ЭПР в этом случае могут быть такими:

— осуществление оперативной доставки грузов с использованием нового вида транспорта;

— устранение барьеров для входа на рынок гражданской авиации для российских разработчиков ВВС;

— создание условий для доставки грузов на труднодоступные территории;

— уникальная для мировой практики интеграция цифровой инновации — беспилотных ВС в системное правовое регулирование;

— апробация конкурентоспособных отечественных технических решений в области беспилотной авиации с потенциалом коммерческого использования в крупнейших отраслях промышленности.

Второй кейс — платформа для реализации проектов в формате временной занятости «Профессионалы 4.0». Это о том, чтобы дать самозанятым возможность участвовать в проектах крупных корпораций и госсектора, реализуя разные проекты и входя в структуру компании.

Это платформенное цифровое решение, которое, с одной стороны, объединяет крупные корпорации и администрации регионов, а с другой, — объединяет самозанятых, которые могут участвовать в проектах первых.

Идея родилась в 2019 году, когда «Газпром Нефть» столкнулась с потребностью быстрой переквалификации команд и сбором необходимых людей. Вместе с АНО «Россия — страна возможностей» мы запустили первый пилот. Сейчас уже более 70 компаний и более 30 тысяч исполнителей в области IT и цифровых технологий готовы работать в таком режиме.

Но здесь возникает интересный момент. Частное лицо можно привлечь в компанию только на сумму до 100-500 тысяч в зависимости от компании. А если сумма больше, надо устраивать стандартные закупочные процедуры, как для юрлица. А это 3-6 месяцев. Поэтому участие этого человека отпадает.

Мы предлагаем апробировать бизнес-применимость этой платформы. Очевидно, что потребность в ней есть не только у нас. Задача эксперимента — снять барьеры для привлечения самозанятых в крупный бизнес.

Ожидаемый эффект от реализации этого кейса. Налоговый эффект — 3,2 млрд рублей за счет выплаты налогов на профессиональный доход. Объем средств, доступных предприятиям для реинвестирования в хозяйственную деятельность, за счет экономии на привлечении самозанятых — 92,6 млрд рублей.

Мы уже получили поддержку министра экономического развития, начинается проработка программы ЭПР. Также поддержку нам оказали ряд госкорпораций и бюджетных учреждений».

Сергей Лещенко, руководитель проектного офиса дивизиона по цифровизации Росатома:

«Сразу хочу выразить благодарность коллегам из Минэкономразвития, которые смогли в наше непростое законодательство инкорпорировать такой инструмент как ЭПР. Это огромный труд. Я думаю, что этим инструментом мы будем пользоваться еще как минимум лет 10.

На мой взгляд, из тех кейсов, что сейчас представлены, реализуются те, которые связаны с взаимодействием организаций с третьими лицами. То есть, когда дело касается персональных данных, безопасности на дорогах, беспилотников и так далее. Мы готовы помогать с поиском промышленных кейсов и с их формализацией.

Мы провели небольшой анализ и выяснили, что мешает нам внедрять цифровые решения. Внутри промышленных предприятий не так много нормативных барьеров, которые мешают заниматься стандартной цифровизацией. Но когда ты внедряешь что-то нестандартное, например, беспилотник, то тут возникает вопрос наличия отраслевого регулирования, которое даже ужесточает те стандартные нормативы, которые есть для стандартных предприятий. 

Для нас очень важно, чтобы можно было проводить эксперименты, которые связаны с внедрением новых технологий. Но есть отраслевое законодательство в сфере безопасности, в сфере критической инфраструктуры, обойти которое невозможно. И здесь получается неоднозначная ситуация: с одной стороны, понятно, внедрять новые технологии надо. С другой стороны, есть обычное законодательство, а на него накладывается еще законодательство в сфере безопасности, которое еще больше ужесточает урегулирование.

Мы выделили несколько кейсов. Один из них, довольно простой, связан с электронной подписью. Пример: при выдаче средств индивидуальной защиты нужна подпись работника. Вроде и мелочь, но когда у тебя огромное количество работников, нужно как-то автоматизировать этот процесс и проверять, надел ли человек эту защиту.

Второй пример: выдача сменно-суточного задания. Тоже, казалось бы, мелочь. Но когда у тебя сложное предприятие, выдача задания со всеми пояснениями может занимать десятки листов. Если каждый человек будет своей рукой подписываться, это занимает много времени.

Наконец, наша стандартная проблема — внедрение AR- и VR-технологий, которые обязательно связаны с беспроводной связью, на закрытых защищенных объектах. Конечно, внедрение таких технологий позволяет существенно повысить эффективность. Но просто так это не внедрить: провести Wi-Fi нельзя, телефонами пользоваться тоже нельзя.

Сейчас мы начинаем идентифицировать конкретные нормативные акты, которые препятствуют решению таких кейсов. Честно скажу, это очень непросто. Здесь законодательство гораздо более сложное, потому что оно завязано и на подзаконных актах, и на техрегулирование».

Владимир Дождев, директор департамента цифровых технологий Минпромторга, призвал промышленные предприятия смелее предлагать свои проекты: 

«Я бы хотел обратиться к промышленным предприятиям: коллеги не бойтесь инициировать ваши проекты, ваши песочницы. Это, действительно, такой нонсенс в правовом регулировании, в хорошем смысле: государство идет навстречу попыткам сделать что-то быстро и качественно и при этом показать эффект, выраженный в экономических и производственных показателях, тиражировать ваши собственные разработки на всю отрасль или даже на всю промышленность.

Для нас это может быть прорывом. То, что в свое время предлагалось в качестве пилота, на наш взгляд, уже должно оформляться в виде экспериментального правового режима.

Все технологии, связанные с интернетом вещей, обработкой больших объемов данных, с предиктивной аналитикой — это может быть новым шагом к переосмыслению целых направлений в государственном контроле».

Запись сессии можно посмотреть тут.